Из цикла «В себе»
На этой могиле не растут цветы
Утро. Снова утро. Будто и не было этой темной, но такой прекрасной ночи. Опять утро. Зачем оно вообще нужно? Для чего это солнце встает каждый раз из-за гор? На кой черт ему это надо?!
Шторы хоть и препятствовали проникновению солнечных лучей в комнату, но они не могли заставить мир прекратить освещаться.
Утро. Наверное, последнее. Как вчера. Вчера тогда оно было предпоследним. А позавчерашнее, какое было? Пред-предпоследним. Как и неделю назад.
Но сегодня даже в воздухе чувствовалась эта оконченость. Всему в этом мире приходит конец. Всему, кроме, пожалуй, надежды.
Есть ли в этом утре надежда? Нет. Если бы была, он бы ее почуял. Почуял, как дым в еще не начавшим гореть доме.
Дым медленно крадется по полу, заполняя собой пространство.
Надежды не было. А вот дым он чувствовал.
- Что за черт?! – выругался Владик, вдыхая этот самый дым. И откуда он в его спальне? Ничего ведь не горит. Сигарет он не курит. Спичек в доме не держит. Что же тогда должно гореть?
Знать не хотелось. Он вообще ничего не хотел, разве что дожить до окончания этого утра и закончить все разом: утро, стакан молока, который все стоит и стоит на столе, и жизнь.
Почему ему кажется, что это утро последнее? Вчера было такое же утро, солнце которое освещало верхушки гор и грело землю. Это утро ничем не отличалось от других. Разве что проплывало несколько облаков по голубому небесному морю. Но что-то же было здесь особенным.
Сотовый запищал. Достав его из кармана, Владик нажал кнопку и увидел картинку. Каждое утро ему присылали разные картинки в черно-розовых тонах. Обычно они были одинакового содержания: пара рож с размазанной косметикой и угрюмые надписи. Сегодняшняя была другой.
На картинке была изображена молодая девушка, слишком молодая. Она сидела на причале в каком-то полосатом платье, босая, и держала в руках три связанных между собой воздушных шарика. Море было спокойным, но девушка, удерживая шарики за веревочку, склонила голову на колени и замерла нарисованными штрихами. Просто изображение. Картинка. Почти фотография.
Девушка сидела на причале утром. Ранним утром. Таким же, каким было это. И у нее, скорее всего, было такое же настроение, и предчувствие последнего утра.
Дым начал постепенно сгущаться. Его было много. Очень много. И он был серым, удушливым, неестественным. Легкие стало жечь. Еще чуть-чуть. Совсем немножко.
Что же горит? Что он мог оставить?
Вспоминая все, что делал ночью, Влад пытался выявить источник дыма. Ему почему-то не пришло в голову, что нужно уходить, выбираться из этого дома, или хотя бы открыть окно, чтобы вдохнуть воздуха, которого в комнате почти не было.
Зачем? Последнее утро.
Дыма стало безнадежно много. Даже если он и захочет, то не сможет добраться до двери. Сознание уже пустилось в плавание по спокойным водам моря, но надвигался шторм и в этом море, меняющим цвет на глазах, можно было утонуть бесповоротно. И он тонул. Медленно, но верно. Как корабль, напоровшийся на риф, и оседающий на дно. Чуть-чуть. Каждую минуту по чуть-чуть. Медленно и верно. Захлебываясь. Умирая.
Дым закрался в кровь. Чуть-чуть. Совсем немного. Дым и кровь. Хорошее сочетание.
Последнее, что помнил Влад, была картинка, пришедшая утром на сотовый телефон. И строчки на этой почти фотографии:
Мы уткнулись в тупик.
Крылья вновь не расправишь,
Заблудились в свободе небес…
Никому не прикажешь,
Ничего не исправишь…
В мире нет и не будет чудес…
На кладбище было пять человек. Мама, младшая сестра, еще не понявшая что случилось и почему все стоят с такими мрачными лицами, и трое друзей с института. Кроме них никто не пришел.
Строчка из записей пожарного, тушившего остатки дома: «Неосторожное обращение с огнем».
Год спустя после пожара.
Два человека. Мама и младшая сестра, понявшая, что брат уже не вернется. Мать принесла цветы. Тюльпаны. Возложила их возле креста, на холм земли. Они прошлой весной посадили здесь точно такие же тюльпаны, но ничто из них не прижилось.
Смахнув слезы, мать перекрестилась и, взяв девочку за руку, пошла по аллее к выходу с кладбища.
На кресте была прикреплена табличка с фотографией Влада, улыбающегося. Чуть ниже переливались серебристые буквы. Под именем и датой рождения-смерти одно только слово:
ЭМО
Даже спустя несколько лет, на этой могиле так и не растут цветы.